05.12.24 Новость	20.11.24 Новость	12.11.24 Новость	06.11.24 Новость	01.11.24 Новость	22.10.24 Новость
Герб Большесосновского района	Орден Боевого Красного Знамени	Герб Республики Бурятии	Пионерский значок	Герб Нефтеюганска	Эмблема Управления ФСБ по городу Москве и Московской области

Введение (в книге А.Б.Лакиера «Русская геральдика»).

[Автор: А.Б.Лакиер] // 1855 г.

Господствующее у нас о русских гербах мнение состоит в том, что они простое подражание гербам западноевропейским, и потому до сих пор считали достаточным, не касаясь нисколько истории отечественных печатей и гербов, переводить на русский язык иностранные о геральдике сочинения. Вследствие чего и оставались необъясненными изменения, в эмблемах и атрибутах наших гербов происходившие. Так поступили Мальгин и Максимович-Амбодик, из которых первый под названием "Начертание Гербоведения" издал (в 1805 г.) сочинение Гаттерера, а второй (в 1811 г.) напечатал "Избранныя эмблеммы и символы, на Российском, Латинском, Французском, Немецком и Английском языках объясненныя". Хотя с тех пор во Франции, Англии и Германии явилось не одно сочинение, отличающееся своим взглядом на науку о гербах и на ее историю, мы, однако, остались при этих двух книгах, служащих и до сих пор единственным пособием и руководством для наших геральдиков.

Но мысль, что будто у нас не может быть отечественной геральдики, не может быть самостоятельной науки о наших гербах и печатях, по нашему мнению, ложная в основании и последствиях. Чтобы, однако, уяснить, почему мы считаем себя вправе идти наперекор общепринятому мнению, необходимо ближе коснуться этого предмета и показать, что считается существенным в русском и что в иностранном гербе и как образовался он у нас и в Западной Европе. Ближайшее рассмотрение предмета заставляет удивляться, как мысль, столь ясная сама по себе и в своем приложении к практике, мысль о том, что наши печати и гербы должны иметь свою историю и теорию, не была до сих пор никем усвоена или, по крайней мере, выражена! Может быть, считали предмет этот нестоящим подробного и особенного изучения, полагая, что печати наших князей были не иное что, как камеи, которые, быв вставлены в ободочек с именем того князя, кому принадлежал перстень, получали характер печатей; что камеи эти часто менялись и особого значения исторического не имели; что, далее, гербы у нас — учреждение слишком новое и нам несродное, чтобы стать предметом науки, и что в составлении их отражается вполне произвол лиц, их составлявших. С первого взгляда возражения эти кажутся так правдоподобны, что наука о гербах представляется чем-то невозможным.

Действительно, печати наших князей и даже частных людей были геммы, антики, вставленные в именные ободочки, даже и без них; правда, что недостаток гемм и желание, даже необходимость, пользоваться в некоторых случаях печатью вызвали потребность в подделке антиков; но не возлагает ли самое разнообразие печатей и перстней обязанности на археолога исследовать, почему тот или другой князь, в таких именно обстоятельствах, пользовался тем или другим изображением на печати? Не должно ли доискиваться связи между событиями жизни и тем, что' представляла печать? Если бы, однако, и открылся в этом случае полный произвол, может ли историк раскаиваться в том, что сохранил для потомков следы деятельности предков и положил начало русской сфрагистике? Мы думаем, однако, что и тут можно найти одно общее основание: первоначально печать была именная и заверяла подпись руки, к которой вообще, при малом распространении грамотности, не имели большого доверия. Этот факт, общий всем странам и народам, не чужд и нам. Неприкосновенность печати охранялась изображением святого, по имени которого назывался князь, а надпись прямо свидетельствовала, чья она. Таким образом, и у князей печать была сначала личным лишь знаменем и изменялась с переменою лиц, и только после долгих колебаний Тверь, а потом Москва избрали для себя в печати символ, прямо соответствовавший их тогдашнему положению: победа над врагами внешними и присоединение уделов к Москве давало великому князю право изобразить себя на коне, поражающим дракона. Византия же предоставила Иоанну III как преемнику православия и самодержавия Восточной империи двуглавого орла. Мы готовы признать и московский герб первоначально геммою, нисколько не новою для археолога ни по идее, ни по значению; но видеть в выборе его произвол не позволяют современные установлению печати обстоятельства и исторические свидетельства. Считаем неуместным излагать здесь в подробности данные, которые найдут себе место при изложении истории московской печати; но здесь мы можем заметить одно: в XVI в., с образованием государственных идей, является ясная мысль о государственном гербе и о гербах городских. Потребность была в печати с особым для каждого города изображением, чтобы отписка была достоверна, и государственная печать Иоанна Грозного уже окружена гербами городов и стран, в титуле его упоминаемых. Это факт, для нас важный по последствиям для частной геральдики. Но не были ли и городские гербы выдуманы и произвольны? Они так древни, что начало их необъяснимо; но произвола и здесь не было.

На древнейших, напр, киевских, печатях вы видите архангела Михаила. Изображение не отличается изяществом, оно не отделано, неполно; но смысл его ясен: Киев есть центр, из которого на всю Россию излилось Православие. С течением времени, не позже XVI в., на киевской печати вы опять видите архангела Михаила с мечом и щитом, и с тех пор знамя это уже не сходит с киевского герба. Другой пример — псковская печать; на ней барс сХШв.: эмблема эта видна на древних псковских деньгах, и отсюда перешла она в псковский герб с некоторыми геральдическими атрибутами. Таких примеров последующее изложение представит несколько.

Это факты из истории печатей великокняжеских; подобно им были исторические начала и для печатей частных лиц. Духовенство имело на своих печатях определенные постоянные изображения, которые видоизменялись сообразно сану лица, подробно означенному на самой печати. Материал даже, из которого она делалась, снурок для привешивания печати, форма, в которой прикладывалась она, все было усвоено обычаем и потом освящено законом. Другие частные лица употребляли, так же как и князья, геммы иностранные или в России сделанные или печати именные. Для присутственных мест были свои печати, выражавшие характер их занятий: на печати таможни видим весы, на печати Земского приказа — дом, Сытного — рыбу и т.п.

При тех данных, которые или уже известны, или частными усилиями могли быть собраны вновь, многое открывается, что говорит против общепринятого мнения; не сомневаемся, что гораздо больше данных откроется при содействии лиц, которые ближе к источнику, лишь бы они были проникнуты мыслию, что Русское должно быть дорого Русскому, что на отечественные учреждения должно смотреть с Русской точки зрения, не применяя к ним произвольно тех начал, которые им чужды. И действительно, что может быть проще следующего заключения: практика и законодательство всегда требовали приложения к актам печатей; они подтверждали подпись или даже заменяли ее для безграмотного, Печати привешивались к грамотам, прикладывались к бумагам числом иногда до 10 и более, следовательно, им давалась вера, а без твердых правил для их составления, без их общеизвестности, этого предположить нельзя. Дело науки их уяснить, а это можно сделать только тогда, когда явится убеждение в ее возможности; может сделать только тот, кто проникнут такою мыслию.

Труднее, по-видимому, защитить самостоятельность русской науки о гербах: это, говорят, установление рыцарское и Россиею заимствованное с Запада без изменения. Но что такое были гербы на Западе? Гербы суть знаки отличия дворянских родов, следовательно, чтобы гербы у нас имели то же значение и ту же историю, как в Западной Европе, необходимо, чтобы и развитие дворянства нашего было то же, какое было на Западе. А между тем существенная разница очевидна. Западное дворянство, рыцарство (chevallerie), было дворянство исключительно феодальное. У нас же, совершенно наоборот, не было ни основ для того, чтобы это рыцарство могло возникнуть, ни причин, по которым на Западе оно пустило корни, развилось и, обняв собою все ветви народной жизни, выразилось преимущественно в гербах как необходимой своей принадлежности. Крестовые походы и турниры положили прочное основание полному развитию гербов. В противоположность дворянству западному, наше дворянство было родовое по собственности и по пожалованию за службу. А именно: князья, перешедшие после ослабления уделов и присоединения их к Москве из младшей братьи московского великого князя как старшего брата в подручников, служебных князей государя и обладателя всея Руси, стали во главе дворянства русского, в которое затем вошли цари, царевичи инородные, роды татарские, польские и иные, далее пожалованные в бояре, окольничие, дворяне, служилые люди всех разрядов и племен. Звание это было наследственное, и всякий, принадлежавший к благородному семейству, не мог выйти из своей сферы без особенно важных причин, а старшинство его в своем роде давало лицу известное, обычаем определенное и царскими приговорами освященное место в общей служебной иерархии. Малейшее нарушение этого порядка влекло за собою споры о местах, споры, при чтении и разборе которых дивишься не столько терпению тех, кто поверял притязания споривших сколько памяти самих местников, которые так хорошо знали происхождение своих родов, разветвление их, где и как служил каждый из его членов, что тянули эту нить и в восходящих и боковых линиях, и если ошибались, то почти всегда нарочно, или, выражаясь технически, облыгали разряды.

Кто одерживал раз верх над другим родом, тот всегда ссылался на этот случай, который становился основанием его прав и преимуществ, и притом не по отношению только к тому роду, с кем он местничался, но и ко всякому другому, который приходил к нему в прямое или косвенное соотношение. Родословец был корнем и основанием старшинства; но на герб, на знак, который был на щите, на форму шлема не было и не могло быть ссылки. На Западе, напротив, дворянин, которого щит был опорочен герольдом, тем самым лишался права участия в турнирах и других играх людей благородных.

Далее, как древнейшие княжеские роды, ведущие себя от Рюрика и Мономаха, кроме родословных книг, доказывают свое благородное происхождение родовою своею собственностью, хотя и раздробившеюся, тем не менее ненарушимою в своем начале, так и другие дворянские роды находят подтверждение своего благородства в родовой своей собственности, в вотчинах и поместьях, полученных за службу или по наследству.

Родовое начало, лежащее в основе образования нашего благородного дворянства, должно послужить исходным пунктом и для отечественной геральдики. Не говоря об иностранных дворянских родах, пришедших на службу к русскому царю и могших сохранить свои гербы, мы смеем утверждать, что гербы наши были местные и давались с теми или другими фигурами: Ц по родовой собственности, 2) по происхождению, далее 3) по заслугам и, наконец, 4) по соответствию с прозванием лица.

Первое начало родовой собственности вполне применимо к гербам фамилий княжеских и дворянских, от удельных князей происшедших, второе различие - по происхождению от того или другого племени к выезжим родам, третье — к служилым людям, а последнее начало — к прочим гербам.

Что касается до княжеских гербов, то высказанное положение родовой собственности важно для науки: оно открывает средство не только по первому взгляду на герб сказать, чей он, от какого, напр., поколения князей, т.е. черниговских ли, ярославских и т.д., лицо происходит, но и указать, какое место род, герб имеющий, занимает в ряду семейств, от того же корня происшедших. Старшие в роде, напр., имеют одну только фигуру, которая у второго поколения является уже в первой четверти, и т.д. Гербы, говорят иные, явление новое; но если даже оставить без внимания, что печать кн. Пожарского со всеми признаками герба принадлежит началу XVII в., если не упоминать о свидетельствах, предводителями дворянства выдаваемых при представлении гербов к утверждению, что они употребляются издавна, если говорим и действительно гербы эти новые, то эмблемы в них утверждены веками и нисколько не произвольны. Подробностей мы тут касаться не можем, но вот основная мысль наша. От Владимира Святого и сыновей его пошли многие поколения князей великих и удельных. Каждое из них имело свой родовой город, который, переходя к старшему, сохранялся в его поколении, удел же дробился до бесконечности по общим правилам о наследовании недвижимой собственности.

Наконец, есть князья, которые хотя и происходят от владетельных князей, но не носят уже княжеского титула, ибо не имеют уделов. Один общий у таких родов корень всегда означается гербом родовым, которого, повторяем, место изменилось в щите, смотря по старшинству рода; видовые же отличия условливались, с одной стороны, знаменем того видового города, который лично достался в удел той или другой отрасли княжеского дома, а с другой стороны, могли быть усвоены лицу по его доблестям и заслугам. Родословные одни могут объяснить русскую геральдику частных лиц, и, хотя подробное изучение княжеских гербов наших показывает некоторые изъятия из общего правила о расположении в гербе входящих в него фигур, это объясняется желанием каждого поставить род свой выше, дать ему преимущество старшинства или составляет исключение, нисколько не отнимающее силы у общего правила.

Но если объяснение гербов наших зиждется на объяснении родословных, то и последние, наоборот, дополняются сведениями, заимствованными из геральдики. Род литовских князей, от Гедимина происшедших, лучше других объяснит нашу мысль. Многие из отраслей этого рода выехали с давних времен в Польшу, где и остаются до настоящего времени. По-видимому, связь между, напр., князьями Четвертинскими, Корецкими, с одной стороны, и князьями Голицыными — с другой, должна бы прекратиться, но герб свидетельствует о единстве их происхождения. Одна эмблема погонь прямо говорит, что у них была одна родовая собственность, по которой им и дано общее знамя. Ни в какой иностранной геральдике нельзя найти объяснения такого явления: оно чисто русское. На Западе герб избирался лицом, у нас он дается наследственным городом. На Западе он передавался потомку лица, у нас — наследнику родового города. Герб западный вообще есть свидетельство личных доблестей, но только к древней геральдике русской вполне применимо правило: "Покажите мне ваш герб: я скажу, какого вы рода". Основное правило нашей геральдики княжеской, самой древней и занимательной, так просто, что всякий, кто знает гербы Киева, Новгорода, Литвы, Ярослава, Стародуба, Белоозера, Смоленска, может по гербу прочитать, к какой отрасли князей род принадлежит, где княжил его родоначальник; а если будет составлена подробная родословная карта русских княжеских семейств, то по ней без труда при этих данных найдется искомый род. Геральдика княжеская должна дойти до пяти, шести эмблем, к которым приписаны семейства по их происхождению. Самое слово герб, означающий наследство недвижимой собственности, слово, общее всем славянским племенам, не оставляет места сомневаться в воззрении наших предков на герб как на наследство, переходившее вместе с вотчиною и дединою.

Другие дворянские роды, не происходящие от Владимира Святого, очевидно, не могут помещать эмблемы в своих гербах по началу родовой собственности. Вместо того у них являются другие начала, а именно:

1) Для родов выезжих начало происхождения. Множество родов выезжих, окружавших московского великого князя, впоследствии русского царя, и перешедших в русскую службу по присоединении к Москве Казани, Астрахани, Сибири, провинций Остзейских и иных, были возведены в дворянство русское, и герб их прямо свидетельствует, откуда они родом. Глаз русского геральдика должен по некоторым атрибутам узнать, какого племени род, тот герб имеющий, и тут опять является наука для уяснения, какие отличительные приметы в гербах родов, происшедших от татар, поляков, немцев и т.д. У первых, напр, у татарских, родов в обширном смысле слова, без различия еще мелких типов, постоянно видны луна, крест и сабля, в том или другом положении, с теми или другими атрибутами, и какие иные эмблемы мог избрать для себя мусульманин по происхождению, обратившийся в христианство и добывший себе дворянство отличием на поле брани? Далее, подкова служит отличительною приметою для большей части родов дворянских, ведущих свое начало из Польши и Литвы. Только потомки действительно владетельных родов сохранили в гербе своем знамя своей вотчины, напр., у князей сибирских, потомков Кучума, вы видите в гербе печать сибирскую.

Правило, что герб дворян выезжих должен свидетельствовать о происхождении их родоначальников, имеет практическое применение, если желающий иметь герб докажет, что предки его идут, напр., от немцев, тем самым он высказывает, что ему следует поместить в гербе те атрибуты, которые отличают гербы этого рода. Побочные атрибуты, кроме главного, родового, условливаются личными заслугами, доблестями, обстоятельствами, которые должны мотивироваться в каждом частном случае особым объяснением: но произвола и при этом быть не должно.

2) Далее в гербах родов русских, возведенных за службу в дворянство и даже звания высшие, как то княжеское и графское, наука отыскивает общие начала. Роды, напр., возведенные в дворянство императрицею Елисаветою Петровною в 1741 г., имеют гербы ландмилицкие, которых история еще не тронута, Можно даже найти правила, по которым в гербах разных царствований высказывалось самое пожалование; в царствование, напр., Екатерины II символом этого служила императорская корона, помещенная в щите одна или с другими атрибутами, при императоре Павле Петровиче — государев вензель. У пожалованных графским и княжеским достоинствами родов государственный герб в самых разнообразных видах, положениях и разделениях останется навсегда свидетельством кто, когда и за что удостоился пожалования.

В гербе человека, достигшего дворянского достоинства заслугами на том или другом поприще, должна быть помещена эмблема в щите, в нашлемнике ли, которая бы напоминала потомкам доблести их предка. Большая часть дворян по службе стяжали это отличие на поле брани: сабли, пушки, ядра и иные атрибуты этого рода суть лучшие свидетельства военной доблести, как корабль, якорь выразительны в гербе моряка, перо — в гербе дипломата, писателя.

Наконец, 3) начало соответствия с прозванием, фамилею лица нашло себе применение ко многим гербам дворянских родов, такое сближение допускавших. Это armes parlantes нашей геральдики и будут впоследствии исчислены подробно.

При таком воззрении на отечественную геральдику мы не думаем, чтобы наука о ней считалась невозможною. Напротив, она, как всякая наука, должна осветить темное и объяснить смысл того, что для иного, не посвященного в ее тайны, кажется случайным, непонятным.

Основательного изучения тем более можно требовать от нашей геральдики теперь, когда есть уже не одна тысяча высочайше утвержденных для всех степеней русского дворянства гербов: дело науки указать на их начала и исторические основания. Этот-то труд мы и решились предпринять, и, сознавая всю нелегкость выполнения предположения нашего, мы считаем его только опытом и тем самым признаем его несовершенство и неполноту. Метода, которой мы следовали при изложении нашего предмета, историческая. Не пренебрегая фактами, памятниками, которых завистливая древность так мало сохранила для потомства, мы старались объяснить ими историю печатей, предшествовавших гербам. С XVI в. для государственной печати и с XVII для печатей частных лиц произошла перемена существенная: герб государственный и гербы княжеских и дворянских родов устанавливаются, приводятся в систему, и в конце прошлого столетия начали издавать гербовник. До сих пор издано гербовника 10 томов; но далеко не всех дворянских родов гербы утверждены, и тогда, когда на западе Европы они вместе с родовым дворянством потеряли свое прежнее значение, учреждение это развивается у нас все более и более, и никогда сочинение гербов новых не было в такой мере подчинено строгим правилам науки, как в настоящее благословенное царствование.

Сообразно этому историческому ходу развития у нас печатей, мы должны были начать с них как с основания и изложить их в следующей системе: 1) печати великого князя Киевского, Московского, князей удельных — и довести свое изложение до тех пор, когда образовались гербы московский и государственный, с одной стороны, и гербы княжеских фамилий и происшедших от них дворянских — с другой; 2) печати городов, послуживших основанием для тех изображений, которые находим в фамильных княжеских гербах; 3) печати духовенства, для которого гербов особенных и не образовалось, несмотря на попытку Петра Могилы и патриарха Никона сочинить для себя герб; 4) печати должностных лиц и присутственных мест, пока общий государственный герб не заменил их, и 5) печати частных лиц.

Имея в виду при изложении истории печатей только показать, как они постепенно перешли в гербы и чем гербы заменялись в древней Руси, мы, разумеется, считали себя вправе не излагать полной науки о печатях, русской сфрагистики, хотя думаем, что наши разыскания не могут быть совершенно чужды этой у нас еще новой науки. Мы не называем, конечно, всех печатей XII, XIII и т.д. веков гербами, потому что они, не быв наследственными, изменялись, но из сравнения доступных нам печатей, сохранившихся на грамотах, духовных завещаниях, разного рода памятях, отписках, сделках, на тронах, братинах, чашах, ложках, тарелках и т.п., мы старались вывести общие для составления печатей начала. Этим-то путем мы доходим до эпохи, когда правительство дало этой части государственного управления устройство, с того времени постоянно совершенствующееся.

При изложении русской геральдики мы соответственно тем же началам, которые легли в основание системы, принятой для печатей, проследим образование русского государственного герба во всех подробностях его составных частей: щита, короны, положения крыльев орла, скипетра и державы, потом перейдем к гербам княжеских и дворянских родов, происходящих от Мономаха, затем к родам иностранным, принятым в русское дворянство и сохранившим в гербах своих существенные по происхождению их принадлежности, и, наконец, изложим отличительные черты гербов прочих дворянских фамилий. Считаем излишним прибавлять, что далеко не все гербы могут найти себе место в нашей книге, хотя основные положения и результаты науки должны быть выведены из подробного и добросовестного всех их рассмотрения. Такое именно отвлечение от частностей составляет, по нашему мнению, достоинство науки, которая не должна теряться в мелочах, хотя без них не может быть общего вывода. Если, однако, мы говорим, что возможна геральдика, построенная на отечественных основах, отличная от геральдики иностранной, если далее история образования у нас гербов следовала совсем иным правилам; тем не менее есть у нас и нечто общее с геральдикой Западной Европы. Это внешняя, так сказать, обстановка герба: щит, шлем, намет, украшения, действительно нам несродные и заимствованные с Запада в XVIII уже столетии. В гербах русских древни эмблемы, а цвету, которым окрашивалось поле щита, положению даже фигур не придавалось особой важности, и правила для всего этого даны в прошлом столетии. В настоящее время как те, так и другие подлежат одинаковому вниманию. Это-то обстоятельство и возложило на нас обязанность в самом начале нашей геральдики изложить историю гербов в Западной Европе — историю, в которой мы в кратком очерке покажем их происхождение, поводы к развитию и те формы, которые общеприняты геральдикою всех стран для составления гербов. Подобного исторического очерка не доставало нашей ученой литературе, а без него нас могли бы упрекнуть в неполноте и неясности изложения.

Источник: www.geraldika.ru